Библиотека в системе социокультурных институтов: осмысление понятий

/ Е. И. Полтавская // НТБ. – 2011. – № 10. – С. 5–20.

Об уточнении сути эмпирических понятий в науках документально-коммуникационного цикла с помощью конструктивистских идей.

Фразу «Библиотека в системе социокультурных институтов» обычно трактуют как констатацию давно замеченного сходства библиотек, музеев, архивов и других документально-коммуникационных институтов. Международные научные конференции EVA были посвящены в той или иной степени данной теме: например, «Электронная конвергенция: новые технологии в музеях, галереях, библиотеках и архивах» (2000 г.); «Культурное наследие для всех: новые технологии в музеях, галереях, библиотеках, архивах» (2001 г.). На EVA2002 был представлен доклад «Единство документного пространства в историческом ракурсе в библиотековедческой мысли прошлого»; на EVA2003 – «Технологии информационного общества в музеях, библиотеках, архивах». 10-я международная конференция архивистов стран Центральной и Восточной Европы (Сковронековские чтения 2004 г., Польша) вновь подняла вопросы «общности и различия единой системы накопления, хранения и использования исторической памяти – музеев, библиотек, архивов».

Дальнейшее обсуждение этой темы профессионалами продолжилось на страницах журнала «Отечественные архивы» под символическим названием «Дискуссия вызвана взаимным интересом» и в отдельных публикациях [1; 2; 3]. Так, отмечена тенденция к интегрированию архивов, библиотек и музеев в единые синтетические комплексы (З. А. Силаева, Т. М. Горяева) [1, 85], что может трактоваться как свидетельство общих генетических оснований учреждений документально-коммуникационного цикла, подтверждая концепцию Т. Ф. Берестовой [4]. Высказано мнение о необходимости появления какой-либо организационной формы (центра или комитета), системно координирующего усилия музеев, библиотек и архивов по поддержанию исторической памяти (А. А. Сундиева) [1, c.81].

На XVII Ежегодной Международной конференции «Крым-2010» также обсуждалась проблема интеграции: секция 4 работала под девизом «Библиотеки и музеи в общем пространстве информации и культуры». Сотрудниками архивов, библиотек и музеев осуществляются совместные проекты: например, в 2009 г. прошло совещание-семинар работников федеральных музеев и библиотек по вопросам паспортизации заведений. В журнале «Вестник архивиста» есть рубрика «Из истории архивов, музеев, библиотек», само название которой указывает на косвенное родство этих учреждений.

Выяснение оснований сходства архивов, библиотек и музеев представляется важным и с теоретической точки зрения, поскольку их сходство ведёт к сближению соответствующих наук и (возможно) к образованию общей науки. О неослабевающем интересе к теме статуса наук документально-коммуникационного цикла свидетельствуют публикации в профессиональной печати на протяжении нескольких лет (А. В. Соколов, М. Я. Дворкина, Т. Ф. Берестова, Т. В. Котюкова, Т. В. Майстрович, Г. В. Романова и др.) [см., например: 5–10].

Возможность возникновения общей науки – предлагаемое название документальная коммуникология, – изучающей социокультурные институты документально-коммуникационной сферы, базируется на существовании единого документного пространства (научный факт) [9, c.19] и на концепции генезиса множества форм информационно-документального пространства [4; 11; 12]. Теоретической платформой такого союза является изоморфизм социальных институтов документально-коммуникационной системы и построение их единой инвариантной модели на основе модели «Библиотека Столярова» [13, c.69–71].

Известно, что общее генетическое сходство часто приводит к сходному фенотипу. Так и «общие генетические основания наук информационного и документального цикла формируют общие понятия, которые в последние годы всё чаще обозначаются одними и теми же терминами», – свидетельствует Т. Ф. Берестова [12, c.18]. Однако предметы_¹ сходного генотипа могут и резко отличаться по фенотипу в следствие разных условий существования. Не удивительно, что при этом «затемняется» сама сущность предметов. Так например, в библиотековедении, архивоведении и музееведении бытуют одинаковые по своей сути понятия, но обозначаемые разными терминами. Кроме того, сходный фенотип не является обязательным следствием одинакового генотипа: широко известно явление конвергенции (в лингвистике существование одинаковых терминов, обозначающих разные понятия, называют «омонимией»). Следовательно, для согласования терминосистем смежных дисциплин необходимо показать «одинаковость», инвариантность сути основополагающих понятий. Проблема взаимного перевода понятий разных дисциплин – одна из сторон процесса теоретизации, который присущ как науке вообще, так и каждой науке в отдельности.

Суть физических процессов принято выражать в математических формулах, графиках, схемах, моделях и т. д. Как выразить суть общих генетических оснований наук документально-коммуникационного цикла? Коммуникация совершается посредством понятий, мышление рассматривается как оперирование понятиями [16, c.87]. Выявить общий базис, влияющий на формирование понятий и мышление в рамках данных дисциплин, ясно передать информацию о вещи или процессе позволяет представление предмета в структурно ясном образе [17; 21].

Библиотека, архив, музей именуются в законодательных актах как учреждения (см. соответствующие Федеральные законы РФ). В профессиональной же печати библиотеку, архив, музей называют то учреждениями, то социальными (социокультурными) институтами [примеры см. 13, c.4–6]. Исследование этого диссонанса приводит к интересным следствиям и выводам [18].

Неоднократно отмечалось, что в социологии как науке, занимающейся социальными общностями, мало оперируют понятием «учреждение» (его обычно заменяют понятием «социальная, формальная или деловая организация»)_², а в перечне социологических понятий Ж. Т. Тощенко «учреждение» отсутствует [19]. Кроме того, в современной социологии принято различать понятия «организация» и «социальный институт» [20, c.393, 453]. Для выявления разницы понятий «организация» и «социальный институт», предлагалось применить идеи конструктивизма (конструкционизма) [13; 18]. Кратко повторю необходимые основания для вывода инвариантности сути основополагающих понятий наук документально-коммуникационного цикла.

Конструктивистский подход в любом своем проявлении сводится к возможности представить исследуемое как теоретический конструкт (схему, модель) [21]. Реальную дефиницию (то есть объясняющую не название, а предмет, исходя из его внутренних признаков) конкретного понятия (за которым «стоят» реальные предметы) также можно представить в виде конструкта, теоретической схемы_³: как некое целое, элементами которого являются зафиксированные в дефиниции признаки предмета.

«Учреждение», «организация» относятся к конкретным понятиям. В данном рассуждении употребляется термин «организация (учреждение)», поскольку в юридических документах, в широко распространённых энциклопедиях и словарях понятия «организация» и «учреждение» определяются либо друг через друга и являются взаимозаменяемыми, либо как род–вид [подбор литературы см.: 13, c.22].

В результате рассмотрения объекта «в большем масштабе времени» его можно представить либо как процесс, либо как достижение цели_⁴ процесса, деятельности. Суть деятельности организации (учреждения) сводится к производству ценности (продукта труда) коллективом (персоналом организации) при помощи техники (средств труда) из сырья (предмета труда). Поскольку средства труда и предмет труда составляют средства производства, теоретическая схема понятия «организация (учреждение)» содержит минимум три элемента: персонал организации, средства производства (материально-техническая база, или МТБ) и некий продукт труда, ценность, результат кооперированной деятельности. Каждый из трёх элементов олицетворяет необходимый признак для выделения класса «организация (учреждение)». Структура понятия «организация (учреждение)» в теоретической схеме «персонал – средства производства – продукт труда» предстаёт как «моментальный снимок» деятельности организации (учреждения), выражая суть и понятия, и эмпирического объекта.

Важно отметить, что конструкт «организация (учреждение)» позволяет сделать вывод: МТБ является необходимым элементом системы, без которого невозможно существование любой организации (учреждения), поскольку к средствам производства относятся не только техника (средства труда), которую из-за одинакового и повсеместного использования, казалось бы, можно не учитывать, но и предмет труда, включая сырьё, ради превращения которого в продукт труда, собственно, и соединяются в единый коллектив труженики. Понятно, что без предмета труда никакая деятельность невозможна. Таким образом, любая попытка «удалить» МТБ (равно как и другие элементы) из модели организации (в том числе, и библиотеки-организации, архива, музея), разрушает логическую систему связей в понятии «организация (учреждение)», поскольку все три перечисленных признака необходимы и достаточны, чтобы отличить организацию (учреждение) от других социальных групп.

Добавление же в обсуждаемое понятие дополнительного признака будет избыточным. Так, на том основании, что библиотека является управляемой системой, зачастую предлагается ввести признак «управленческого ядра». Решить данную проблему – вводить или не вводить пятый элемент в систему «библиотека» – также помогает конструктивистский подход. Любой управленец – часть персонала организации, следовательно, иерархия выстраивается внутри элемента «персонал», который уже указан в схеме. При «увеличении масштаба рассмотрения» элемента «персонал» в нём различимы составные части: «управленческое ядро» и «другие сотрудники организации» [13, c.82–84].

В соответствие с предложенной схемой, которая лежит в основе сходства всех организаций (учреждений), рассмотрим продукт труда архива, библиотеки и музея.

Архив появился, – считает М. Д. Афанасьев, – в результате необходимости сохранения документов, фиксирующих правовые нормы, привилегия и ограничения [1, c.83]; документов, вышедших из употребления по прямому своему назначению, но имеющих историческое, научное, социально-правовое значение.

Собранные и обработанные в «архиве-организации» (произведенный продукт), архивные документы, как правило, не опубликованы либо малотиражны, либо имеются в единичном экземпляре. Архивный документ свидетельствует о событии: В. П. Козлов и М. Д. Афанасьев подчеркивают наличие у архивного документа свойств аутентичности, юридической доказательности [2, c.72; 1, c.84]. Архивный документ может иметь широкое историческое, научное и социально-правовое значение (такой документ хранится вечно и, несмотря на существование в единичной форме, обращаемость к нему может быть высокой), а может иметь социально-правовую ценность для узкого круга людей (такие документы хранятся определенный срок и затем подлежат уничтожению). Вторые документы, как правило, малотиражны.

Документы в архиве предоставляют в пользование заинтересованному в них потребителю (читателю, посетителю, исследователю) по его запросу, либо выдают документ о наличии и содержании затребованного документа. В результате потребитель получает только ту информацию, которая соответствует его запросу, то есть релевантную.

Архивные документы могут быть представлены и в электронной форме. Обращаемость к выставленному на сайт неопубликованному документу может быть разной: очень высокой (если он представляет большую историческую, научную или социально-правовую ценность) и ничтожно малой (если выставить на сайт неопубликованный или малотиражный документ узкопрофильного значения).

Ценные штрихи в характеристике архивного документа подчеркивают архивисты. Так, Т. М. Горяева полагает, что сущностным отличием архивного документа от книжной информации является качественная характеристика уникальности первого и тиражированности последнего» [1, c.85]. В. П. Козлов считает, что в отличие от музейного предмета и библиотечной книги документ поступает в архив во взаимосвязи с другими документами, исторически или логически связанными друг с другом [2, c.74]. Последнее добавление особенно важно в случае отсутствия в архивном деле какого-либо необходимого документа. Документы, связанные по смыслу, подшиваются вместе и, в случае изъятия или потери, неизбежно «укажут» внимательному исследователю на лакуну в конкретном деле и фонде.

Однако, такое «жесткое привязывание» единицы хранения к конкретному делу и фонду может служить своеобразным информационным барьером для исследователя, что не позволит получить информацию, соответствующую его информационным потребностям, то есть, пертинентную. В отличие, например, от библиотек, в архивах не существует (точнее, быть пока не может до оцифровывания всего фонда документов) каталогов, где указаны все документы. В архивах исследователи ориентируются на описи и указатели, в которых характеризуется весь массив того или иного фонда в целом.

При выявлении сути предмета берутся лишь его существенные свойства. Для архивного документа, видимо, это – его историческая, научная или социально-правовая ценность, неопубликованность или малотиражность как источник релевантной информации в знаковой форме.

Под библиотечным документом понимается такой документ, который нужен и которым удобно пользоваться в библиотеках в данное время: как правило, это тиражированные документы в знаковой форме, удовлетворяющие информационной потребности пользователя. В Федеральном законе РФ «О библиотечном деле» прилагательное «тиражированные» по отношению к библиотечным документам фигурировало до внесения изменений 2009 г._⁵.

В современных библиотеках всё большую долю фонда занимают электронные документы, которые воспроизводятся и распространяются с помощью компьютерной техники. Удаление термина «тиражированные», вероятно, связано с тем, что такой термин не принято применять к электронным документам. Действительно, какой может быть тираж у электронных документов?

«Тираж» (от фр. tirage – tirer – печатать, множить) это суммарное число экземпляров печатного полиграфического издания одного названия [24]. Тиражировать – устанавливать тираж, количество изданий книги и т. п. Тиражированность, соответственно, это – результат указанного действия. Однако значения понятий имеют свойство меняться. Процесс изменения, видимо, коснулся и понятий «тиражировать», «тиражирование», «тиражированность». Действительно, сейчас бытуют выражения «тиражированность художественных приемов» (под которым имеется в виду их повторяемость, взаимозаменяемость); «тиражированность информации» (речь идёт о передаче её на расстояние, хранении и многоканальности). Таким образом, термин «тиражированность» расширил свое первое значение и приобрел значение «серийность». В джазе, рок- и поп-музыке существует выражение «тиражировать лупы» (так называют записанные в виде звуковых – WAVE – файлов короткие, на несколько тактов музыкальные фактуры, наигранные акустически, в реальном времени известными музыкантами-виртуозами) с помощью CD-ROM [25]. Тиражирование возможно понимать как распространение во множестве (во многом количестве) экземпляров.

Выставленный текст на экранах компьютеров появляется ровно в стольких экземплярах, сколько пользователей «открыло» электронный документ. Можно установить счетчик и подсчитать каждое обращение к документу. Эта цифра – обращаемость к электронному документу – есть также тираж данного электронного документа, поскольку показывает и распространение его в некоем множестве экземпляров. В отличие от документов на бумажных носителях (тираж которых – величина стационарная и может меняться только в случае допечатки), тираж электронного документа растет по мере обращения к нему. Следовательно, характерным признаком библиотечного документа (как электронного, так и нонэлектронного), в отличие, скажем, от архивного, является именно его тиражированность, понимаемая как широкая распространенность комплектуемых документов, или их массовое производство.

Кроме тиражированных документов, во многих библиотечных фондах присутствуют рукописи и диссертации, уникальные книги и другие реликвии, которые свидетельствуют о появлении архива внутри библиотеки: подобные неопубликованные и малотиражные документы хранятся в специальных отделах. Об особом хранении подобных документов в библиотеках прямо указано в Федеральном законе о библиотечном деле (2009 г.). Так, в статье 12 добавлен пункт 6, в котором говорится, что «Рукописные документы, входящие в библиотечные фонды, являются составной частью Архивного фонда Российской Федерации». Итак, продукт деятельности и библиотеки, и архива – это документ.

Читатель, пользователь библиотеки может получить более полную информацию по интересующему его вопросу, нежели в архиве, поскольку между ним и нужным ему документом не стоит такой, например, «информационный барьер»_⁶, как поиск документа по сформированным делам и фондам. Учитывая сказанное, существенными свойствами библиотечного документа, думается, следует считать его тиражированность и возможность быть источником пертинентной информации в знаковой форме.

«Музеи, – считает А. А. Сундиева, – появились тогда, когда ... возникла потребность прикоснуться к памятникам прошлого, представить себе прошлое наглядно, зримо, предметно, эмоционально пережить прошлые трагедии и победы. Письменные памятники не всегда могли удовлетворить эту потребность» [1, c.78]. Единицу музейного фонда в музееведении принято называть музейным предметом [27, c.10].

Музейный предмет определяется как «включенный в музейное собрание историко-культурный или природный объект, обладающий музейной ценностью, являющийся источником разнообразных знаний и эмоционального воздействия» [27, c.65]. Любой музейный предмет (будь то реликвия, уникальное произведение искусства, или массовый предмет) – это коллективный продукт труда музея-организации: его отбирают и приобретают в среде бытования, ставят на учет; фиксируют информацию о нём на материальных носителях, которая может включаться в фонды музея. Всё чаще музейными предметами становятся нематериальные объекты (такие, как язык, музыка, танец, ремесла, игры и др.); они моделируются, обретая при этом материальную форму [27, c.63–64].

«Музейное сообщество и музееведение вплотную подошли к пониманию того факта, что все объекты наследия могут быть музеефицированы» [27, c.65]. Из данного утверждения музееведов вытекает необходимость расширения понятия «музейный предмет» на явления, процессы. Однако применимо ли понятие «документ» не только к архивному и библиотечному продукту труда, но и к музейному предмету?

Понятие «документ» – дискуссионно, о его трактовке высказывались исследователи, придерживающиеся разных позиций (К. Б. Гельман-Виноградов, Ю. Н. Столяров, Г. Н. Швецова-Водка и др.) [28; 29; 30]. Если взять за основу широкое определение документа Ю. Н. Столярова «Документ – объект, позволяющий извлечь из него требуемую информацию» [29, c.17], то музейные предметы – как свидетельства, служащие источником разнообразных знаний и эмоций (информации) – вправе именовать музейными документами. Более того, предложение Ю. Н. Столярова о постоянной и переменной составляющей понятия документ, позволяет дать определения библиотечного, архивного, музейного и др. документов в согласии с международным стандартом ИСО «Информация и документация» и в соответствии с профилем документального фонда [31, c.30].

Итак, сходство архивов, библиотек и музеев обусловлено тем, что продуктом деятельности каждой из этих организаций является тот или иной документ. Следовательно, теоретическая схема, которая выражает общую сущность понятий «библиотека-организация», «архив-организация», «музей-организация»: «персонал–МТБ–документ». Данная схема выражает общие генетические основания архивов, библиотек и музеев.

Общество ставит перед архивами, библиотеками и музеями разные задачи. Своеобразие задач, стоящие перед различными учреждениями, влияет на их функции и продукт труда, поскольку качество (совокупность существенных свойств) элемента системы определяется его надсистемой. Таким образом, качество документа зависит от целей, которые ставит общество и государство перед архивом, библиотекой или музеем. Понятно, что если библиотечный документ передать в музей, то его (документа) назначение станет другим – из общественно доступного для чтения он станет экспонатом, выставленным в витрине. Если тот же самый бывший библиотечный документ попадет в архив, то к нему будут применены правила пользования архивными документами. Главное отличие музейного предмета от архивного документа А. А. Сундиева видит в том, что «большая часть архивных материалов изначально создавалась с целью фиксации определённой информации, а затем с этой целью хранилась в архиве», музейные же предметы специально не создавались для передачи информации [1, c.78].

Важнейшую задачу архива М. Д. Афанасьев видит в хранении документов, поскольку с помощью этой функции гарантируется «преемственность государственной, общественной и частной жизни» [1, c.84]. Музеевед А. А. Сундиева также подчеркивает, что поскольку «архивы служат задаче поддержания той части исторической памяти, которая одновременно является информацией, позволяющей верховной власти, позднее – государству выполнять свои функции», то архив выполняет прежде всего функцию хранения. В отличие от музея, который «должен и хранить, и демонстрировать» [1, c.79]. Тем не менее, и архив, и библиотека, и музей «и хранят, и демонстрируют», при этом обозначая свою деятельность, казалось бы, разными понятиями, но едиными по своей сути. Основными совпадающими функциями являются функции комплектования, организации хранения и использования.

Общие функции библиотек, архивов, музеев обобщила М. Я. Дворкина: это кумулятивная (сбор, обработка, хранение информации) и трансляционная. «Библиотечное, архивное, музейное и другие виды информационного обслуживания ... отличаются доминирующими в каждом из них формами услуг. Если для библиотеки – это предоставление документов во временное пользование, справок, то для музея – экспозиционные услуги, экскурсии» [6].

Обратим внимание, что первая из названных функций – кумулятивная – выполняется в организациях (учреждениях) без участия пользователей, деятельность персонала (с помощью средств производства) при осуществлении этой функции создаёт продукт труда: в нашем случае – архивный, библиотечный или музейный документ. Вторая – трансляционная функция – возникает при обслуживании пользователя, посетителя. Процесс обслуживания в архивах, библиотеках и музеях можно кратко выразить схемой: «организация (учреждение)–потребитель», или точнее «организация (учреждение) документально-коммуникационной сферы культуры – пользователь». Новый конструкт обладает важным признаком – он построен на основании взаимодействия двух субъектов – производителя некоего продукта труда, деятеля, и его потребителя_⁷.

На основании наличия совместной деятельности минимум двух разных субъектов связь между организацией и потребителем является социальной [20, c.19, 103]. Но является ли социальная общность «организация (учреждение)» – «потребитель» социальным институтом? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выяснить признаки, которыми должны обладать субъекты в социальном институте.

Существует множество научных направлений, изучающих социальные институты, и сотни его определений. Почему существуют различные, подчас непримиримые, научные направления? По мнению Анатолия Рапопорта, одного из создателей теории систем, существование различных научных подходов – следствие разного опыта мышления. Мышление же регулируется способом организации идей, который задаётся той или иной дисциплиной. Следовательно, – делает вывод А. Рапопорт, – «междисциплинарная деятельность зависит от способности людей мыслить в терминах более чем одного языка... поскольку языки научных дисциплин различаются не только словарём и грамматикой (как обычные языки), но также более глубокими своими аспектами, значение которых, как представляется, и может быть передано фразой принципы организации мышления» [Цит. по: 33, c.211]. Преодоление антагонизма различных направлений мысли, которые являются следствием рассмотрения разных аспектов одного и того же предмета, видится в выработке более общего и «отдалённого» взгляда на исследуемый предмет как целое.

В отличие от конкретного понятия «организация (учреждение)», понятие «социальный институт» – видимо, результат гипостазирования, трактуемого как сознательное конструирование абстрактного понятия, которое не имеет и не может иметь чувственного референта, т. е. не может быть отождествлено с какой-то реальной вещью. Такие понятия, по словам Ф. Хайека, «обозначают устойчивую структуру, порядок, в котором разные вещи могут быть соотнесены друг с другом» [Цит. по: 32, c.219]. Для определения схемы реального понятия искались его признаки – характерные свойства конкретного предмета (они и стали элементами системы). Для определения схемы гипостазированного понятия, видимо, следует искать определяющую связь, выражающую явление. Тот признак, который выражает устойчивую структуру конструкта, «задаёт» необходимые и достаточные элементы схемы гипостазированного понятия.

Поскольку социальный институт возникает в ответ на запрос общества, то его структуру определяет наличие устойчиво воспроизводящейся коммуникации минимум двух субъектов – производителя и потребителя, – выполняющих специфические функции по удовлетворению общих потребностей на материальном, духовном и/или эмоциональном уровне. Все известные признаки социального института [20, c.19, 41–63, 393–442] соответствуют признакам социальной общности «организация (учреждение)–потребитель». Так, «организация (учреждение)–потребитель» – исторически устойчивая, воспроизводящаяся форма отношений в обществе, которая осуществляется повсеместно по определённым нормам и правилам, создается людьми для удовлетворения общей потребности и организует применение (обмен) произведенной общезначимой ценности. Но главным признаком социального института всё-таки следует считать наличие устойчивой структуры производитель–потребитель, позволяющей удовлетворять общие потребности.

На основании сказанного конструкт «организация (учреждение)–потребитель» можно трактовать как схему одной из форм «социального института», где производитель, деятель, созидатель представлен «организацией (учреждением)».

Более общая схема «созидатель–потребитель» акцентирует внимание не только на взаимодействии двух равноправных субъектов, одинаково необходимом обеим сторонам, что важно для современного взгляда на библиотеку, архив, музей: видеть в пользователе субъект, а не объект управления; оставить в прошлом идеи вроде «руководства чтением» и идеологическое давление на пользователя. Но схему «созидатель–потребитель» можно прочесть и как необходимость творческого отношения деятеля к своему труду. Неразрывная необходимость «созидателей» (неважно, что понимать под этим термином – социокультурные объекты или отдельные индивиды) «пользователю», «потребителю» – вот «движитель» развития общества, поскольку «потребитель» – в идеале – это весь социум. Два элемента в схеме социального института равноправны, между ними в идеале должен происходить диалог _⁸, в отличие от организации, в которой из-за её структурной иерархии преобладает монолог.

Отметим: поскольку конструкты «организация (учреждение)» и «социальный институт» отличаются отсутствием/наличием элемента «пользователь», то и данные понятия различны, то есть их нельзя применять к одному и тому же объекту. Основанием для такого утверждения является один из постулатов системного мышления: если изменение состава системы меняет взаимосвязи элементов, изменяет её цель, то это неминуемо ведёт к появлению другой системы [34, c.42]. Так, «добавление» одного электрона к протону создаёт устойчивую систему – атом водорода, а «библиотеку-учреждение» превращает в «библиотеку-социальный институт» элемент «пользователь».

Критики моей гипотезы пишут, что «библиотека-учреждение, в которой нет читателя, не является "действительной" библиотекой, так как превращается в книжный склад» [35, c.58]. Конечно, действительно библиотекой – то есть действующей – может быть лишь «библиотека-социальный институт» («библиотека-учреждение», обслуживающая своих пользователей). Без читателей «библиотека-учреждение» всё-таки существует, например, в период ремонта, реорганизации, занимаясь лишь «производством библиотечного продукта»: комплектуя и описывая фонд, создавая каталоги. Книжный же склад – это другой вид учреждения (со своей спецификой), которое при отгрузке продукции также «превращается» в социальный институт (схема понятия производитель–потребитель).

Согласна, что «из науки логики известно, что чем беднее содержание понятия, тем шире его объём», но на основе этого верного суждения С. А. Басов делает неверный вывод о соотношении понятий «библиотека-социальный институт» и «библиотека-учреждение» [35, c.59]. Дело в том, что закон обратного отношения между объёмом и содержанием понятия относится к понятиям в иерархии род-вид и не относится к понятиям в иерархии система-элемент, или целое-часть [16, c.136]. Так, несмотря на то, что Земля является частью Вселенной, нельзя сравнивать объёмы и содержание их понятий. Также несравнимы объёмы и содержание понятий «крыло самолёта» и «самолёт».

Объёмы же и содержание двух понятий, имеющих один и тот же род, сравнивать можно. Действительно, при сравнении понятий «социальный институт» (род) и «библиотека-социальный институт» (вид), ясно, что первое понятие шире по объёму и беднее по содержанию второго. То же самое можно сказать и про понятия «учреждение» и «библиотека-учреждение», поскольку кроме всех признаков учреждения в библиотеке-учреждении присутствуют и свои специфические признаки.

Итак, у понятий «библиотека-социальный институт» и «библиотека-учреждение» – разный род. Объёмы и содержание их понятий сравнивать нельзя, но можно определить соотношение между понятиями, которое фиксируются как система и подсистема (элемент), поскольку все элементы схемы понятия «библиотеки-учреждения» входят в схему понятия «библиотеки-социального института» [13, c.44].

Конечно, трудно менять устоявшиеся годами представления о библиотеке, но подумать только, какие трудности преодолели физики, когда было предложено считать электрон и частицей, и волной! Главное, чтобы предложенная гипотеза работала и позволяла решать некоторые реальные проблемы. Выявление отличия «библиотеки-учреждения» от «библиотеки-социального института» помогает найти, например, обоснования для нахождения места библиотековедения в Номенклатуре специальностей научных работников [14].

Различие конструктов «организация (учреждение)» и «социальный институт» и невозможность одновременно именовать ими один и тот же объект (свойство взаимоисключительности), указывает на их категориальность, иначе говоря, данные понятия одновременно являются и категориями. Предлагаемая визуализация «категориальной схемы» понятия помогает уменьшить его разночтения.

Категории – основные понятия конкретных наук – это предельно общие по объёму понятия (в отличие от философских категорий – предельных общих фундаментальных понятий). Понятие развивается, усложняется и может со временем превратиться в категорию, однако при этом меняется его функция как инструмента познания. Один и тот же термин, словосочетание могут обозначать и категорию, и понятие. Например, если «библиотеку», «архив», «музей» рассматривать как понятия, то их достаточно характеризовать отдельно, вне системы других понятий. В зависимости от выделяемых признаков, при систематизации понятий выделяются, по возможности, их виды. Так, видами рода «организация» являются «библиотека-организация», «архив-организация», «музей-организация»; видами рода «социальный институт» являются «библиотека-социальный институт», «архив-социальный институт», «музей-социальный институт».

При характеристике «библиотеки» («архива», «музея») как категории следует показать, что она возглавляет некий класс объектов; а сама входит в более крупный класс. Так прослеживается развитие понятия, которое проявляется в изменении его объёма и содержания [13].

Уточнение понятия «библиотека» по признаку степень предоставления библиотечного документного продукта в пользование показало, что в понятие «библиотека» входит пара противоположных понятий: «библиотека-социальный институт» и «личная библиотека». Включаясь в объем родового понятия «библиотека», они занимают в нем разные полюса по данному признаку. При этом «библиотека-социальный институт» и «личная библиотека» предстают как единицы (части) понятия «библиотека», включенного в систему связей понятий библиотековедения, социологии и культурологии. Поскольку аналогичная дифференциация понятий «архив» и «музей» легко представима, то – и в систему связей понятий архивоведения, музееведения.

Категориальная структура научных дисциплин постепенно преобразуется: появляются новые понятия, значение понятий уточняются, видоизменяются. «И тот факт, что культура начинает говорить новым языком, – лучшее свидетельство того, что общество углубляет и расширяет своё видение сущего... подлинное расширение видения сущего связано не столько с введением новых терминов, сколько с их концептуализацией и нахождением новых смыслов» [36, c.105].

Предполагаемое сближение наук библиотековедения, архивоведения и музееведения, вызванное объективными факторами сближения объектов их исследования – образованием «архива-библиотеки-музея» – должно повлиять и на развитие данных понятий. Возможно, при образовании синтетического объекта «архив-библиотека-музей», понятиями «архив», «библиотека», «музей» будет утрачено свойство взаимоисключительности, характеризующее отдельные категории. В этом случае должна измениться роль данных категорий.

Применение в анализе понятия «библиотека» идей конструктивизма приводит к более точному пониманию что такое библиотека, чем она специфична и в чем её родство с другими учреждениями; в каком случае её можно называть социокультурным институтом. Библиотека в окружении множества разнообразных социальных институтов предстаёт как необходимая и равноправная часть целого – единица социума, неразрывно с ним связанная.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Дискуссия вызвана взаимным интересом / М. Д. Афанасьев; Т. М. Горяева; З. А. Силаева; А. А. Сундиева // Отечественные архивы. 2004. № 6. C. 75–86.
2. Козлов В. П. Музеи, библиотеки, архивы в системе исторической памяти // Отечественные архивы. 2004. № 6. C. 71–74.
3. Бернат А. Архивы, библиотеки и музеи – институты общественной памяти. Что их различает и сближает // Отечественные архивы. 2005. № 2. С. 60–65.
4. Берестова Т. Ф. Общедоступная библиотека как часть информационного пространства: теоретико-методологические аспекты. Челябинск. 2004.
5. Соколов А. В. Объекты и предметы библиотековедения, библиографоведения и информатики (метатеоретический анализ) // Соколов, А. В. Ретроспектива-60. Санкт-Петербург, 1994.
6. Дворкина М. Я. Обслуживание пользователей в библиотеках, музеях и архивах: общие и отличительные черты [Электронный ресурс] // Электронные библиотеки. 2002. Том 5. Выпуск 4. Режим доступа: http://www.elbib.ru/index.phtml?page=elbib/rus/journal/2002/part4/dvorkina.
7. Берестова Т. Ф. Статус наук документально-коммуникационного цикла в общей системе знаний. Материалы “круглого стола” // Библиотековедение. 2007. № 1. C. 29–31.
8. Котюкова Т. В. Документация в информационном обществе: управление документацией как сфера профессиональной деятельности // Отечественные архивы. 2008. № 1. С. 116–117.
9. Майстрович Т. В. Библиотеки, архивы, музеи: понятийный ряд // Библиотековедение. 2000. № 3. С. 16–22.
10. Романова Г. В. Архивисты на Всероссийском библиотечном конгрессе // Отечественные архивы. 2008. № 5. С. 122.
11. Берестова Т. Ф. Информационное пространство библиотеки: понятие и структура // Библиотековедение. 2007. № 4. С. 38–42; окончание : № 5. С. 46–49.
12. Берестова Т. Ф. О законах и закономерностях в информационной и документально-коммуникационной сферах // Вестник Челябинской гос. акад. культуры и искусств. 2009. № 1 (17). С. 15–19.
13. Полтавская Е. И. Библиотека: учреждение и/или социальный институт? Москва, 2009.
14. Полтавская Е. И. Обоснование места библиотековедения в Номенклатуре специальностей научных работников // Вестник Челяб. гос. акад. культуры и искусств. 2009. № 1. С. 6–14.
15. Столяров Ю. Н. Библиотековедение, библиографоведение и книговедение как единая научная специальность. Орёл, 2007.
16. Войшвилло Е. К. Понятие как форма мышления: логико-гносеологический анализ. Москва, 2007.
17. Морозов Ф. М. Схемы как средство описания деятельности (эпистомологический анализ). Москва, 2005.
18. Полтавская Е. И. О конструктивизме, системах и законах библиотековедения (частный взгляд на общие проблемы) // Вестник ЧГАКИ. 2010. № 2. С. 19–25.
19. Тощенко Ж. Т. О понятийном аппарате социологии // Социологические исследования. 2002. № 9. С. 3–16.
20. Социология. Основы общей теории / отв. ред. Г. В. Осипов, Л. Н. Москвичев. Москва, 2008.
21. Конструктивистский подход в эпистемологии и науках о человеке / отв. ред. В. А. Лекторский. Москва, 2009.
22. Дубровский В. Я. Введение в общую теорию деятельности. Лекция 3 [Электронный ресурс] // Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г. П. Щедровицкого". Москва, 2005–2011. Режим доступа: http://www.fondgp.ru/lib/mmk/67.
23. Федеральный закон РФ № 119 от 3 июня 2009 г. «О внесении изменений в Федеральный закон ”О библиотечном деле”» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.kodeks.ru/noframe/com-pus-FullLegRF?d&nd=902159571&prevDoc=9010022.
24. Мильчин А. Э. Издательский словарь-справочник [Электронный ресурс]. Москва, 2006. Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/milchin.
25. Королёв О. К. Краткий энциклопедический словарь джаза, рок- и поп-музыки: термины и понятия [Электронный ресурс]. Москва, 2006; Яндекс, 2008. Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/popdict.
26. Берестова Т. Ф. Библиотеки в преодолении информационных барьеров // Библиотековедение. 2005. № 1. С. 53–56.
27. Основы музееведения / отв. ред. Э. А. Шулепова. Москва, 2005.
28. Гельман-Виноградов К. Б. Трудности научной трактовки понятия "документ" и пути их преодоления // Отечественные архивы. 2005. № 6. С. 39–52.
29. Столяров Ю. Н. Документ – понятие конвенциональное (в порядке дискуссии) // Делопроизводство. 2005. № 4. С. 11–18.
30. Швецова-Водка Г. Н. Документ в свете ноокоммуникологии. Москва, 2009.
31. Столяров Ю. Н. Документ: инвариантная и вариативная компоненты дефиниции // Науч. и техн. б-ки. 2010. № 11. С. 25–33.
32. Микешина Л. А. Диалог когнитивных практик. Из истории эпистемологии и философии науки. М., 2010.
33. Автономова Н. С. Рассудок. Разум. Рациональность. Москва, 1988.
34. Медоуз Д. Азбука системного мышления. М., 2010.
35. Басов С. А. Библиотечный социальный институт // Науч. и техн. б-ки. 2011. № 3. С. 50–69.
36. Делокаров К. Х. Синергетика и динамика базовых смыслов // Синергетическая парадигма: когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного познания. Москва, 2004. С. 88–106.